Липатов Александр Тихонович,
доктор филологических наук,
профессор кафедры русского языка МарГПИ
Крестовые походы и Православие
С высоты XXI века по-особому обостренно видятся многие страницы прошлого и настоящего мировой истории: не знающая черновиков, пишется она сразу, что называется, набело — и очень часто обильной кровью. Не такой ли кровавой и длительной полосой в истории человечества была пора крестовых походов (1096-1270)? Идея их организации и проведения не появилась в готовом виде в горячих головах столпов римо-католицизма, а приобретала свои зримые черты исподволь, опираясь на сложившийся к XI веку непримиримый антагонизм трех религий — иудаизма, римо-католицизма и Православия. Именно это противостояние обусловило жестокую расправу папского Рима с двумя древними христианскими святынями — Иерусалимом и Константинополем. И сделано это мечами крестоносцев, провозгласивших себя — ни больше, ни меньше — “сынами Христа”.
Восьмью мощными волнами крестовые походы захлестнули все восточное Средиземноморье. И осуществлялись они, следуя, подобно цунами, один за другим, не столько во имя “освобождения от неверных Святой Земли и Гроба Господня”, сколько для расправы с неугодными римо-католицизму религиями — иудаизмом и Православием, для уничтожения которых папский Рим выступил главным режиссером и исполнителем.
Крестовым походам посвящена огромная литература1. Однако в море исследований, особенно западноевропейских, — и в первую очередь в трудах ученых, приверженных к католицизму, — затронутая нами проблема чаще всего игнорируется.
1.
Да, корни противостояния между Православием и Ватиканом не только глубокие, но и давние. А началось это проявляться еще задолго до крестовых походов.
Вот уже почти тысячу лет Ватикан проводит экспансию против Православия, — сразу же после трагического отпадения Рима от Святой Церкви, когда в 1054 году легаты папы Льва IX, во главе с Гумбером, составили акт на отлучение Константинопольского патриарха Михаила Керуллария и всей Восточной Церкви, во время литургии положили его на престол и удалились. Тогда патриарх Михаил созвал Собор, на котором, в свою очередь, были отлучены от Церкви папские послы. Но папа воспротивился этому, приняв их сторону; в Православных Церквах прервалось на богослужении поминовение пап, а латинян стали считать схизматиками. Вот с тех-то пор Ватикан и стремится подчинить себе восточных христиан.
Но, заметим, натиск католицизма на Восток начался еще раньше. Так, еще в 987 году, за год до крещения Руси, из Рима в Корсунь прибывает посольство от римского епископа. А цель его одна — оторвать молодое православное государство от союза с Греческой Церковью. А потом последовало прибытие папских посланников и в Киев. Более того, через посредство королей Польши и Чехии римский понтифик пытался повлиять также на несговорчивого князя Владимира. Попытку окатоличить Русь, оторвать ее от Православия продолжили потом и папы Климент III, Иннокентий III, Григорий IX, используя для этого княжеские междуусобицы на Руси.
Особенно же натиску католицизма на Православие способствовали крестовые походы. К этому времени — после событий 1054 года — пропасть между обеими христианскими Церквами стала еще глубже. В 1088 году папский престол в Риме занял Урбан II, сразу же заявивший свои притязания на роль “единственного наместника Бога на земле”. Однако страшной помехой этому служила Византия — оплот Православия. Но в последней трети XI века она испытывала непрерывные набеги на свои владения в Малой Азии нагрянувших сюда воинственных и жестоких турков-сельджуков. Ослабленная Византийская империя нуждалась в срочной военной помощи. Именно в это время византийский император Алексей I Комнин обратился к римскому папе: “Только сообща, общими усилиями можно остановить несметные орды сельджуков”. Урбан II откликнулся сразу же, изъявив готовность помочь Константинополю. Но — как? В этом-то и кроется коварный замысел Римского папства, постоянно и последовательно стремившегося упрочить и расширить влияние католицизма, добиться подчинения Риму Православной Церкви, сломить само Православие. И обращение Константинополя о помощи было тут как никогда кстати.
18 ноября 1095 года Урбан II созвал в Клермоне епископский Собор, в завершении которого — при огромном стечении собравшихся — произнес публичную речь. И хотя ее текст до нас не дошел, тем не менее не единожды воспроизводился потом — скорее по памяти — в трудах многих хронистов. Но самым надежным принято считать изложение этой речи у Фульхерия Шартрского, лично присутствовавшего на Соборе: “Возлюбленные братья! Побуждаемый необходимостью нашего времени, я, Урбан, носящий с разрешения Господа знак апостола, надзирающий за всей землей, пришел к вам, слугам Божьим, как посланник, чтобы приоткрыть Божественную волю… Необходимо, чтобы вы как можно быстрее поспешили на выручку ваших братьев, проживающих на Востоке, о чем они уже не раз просили вас. Ибо в пределы Романии вторглось и обрушилось на них… персидское племя турок, которые добрались до Средиземного моря… Занимая все больше и больше христианских земель, они семикратно одолевали христиан в сражениях, многих поубивали и позабирали в полон, разрушили церкви, опустошили царство Богово. И если долго будете пребывать в бездействии, верным придется пострадать еще более.
И вот об этом деле прошу и умоляю вас, глашатаев Христовых, — и не я, а Господь, — чтобы вы увещевали со всей возможной настойчивостью людей всякого звания, как конных, так и пеших, как богатых, так и бедных, позаботиться об оказании всяческой поддержки христианам и об изгнании этого гнусного племени из пределов наших земель… так повелевает Христос”.
При этом папа пообещал в своей речи полное отпущение грехов тем, кто возьмет крест и выступит против “сыновей Агари”: “Если кто, отправившись туда, окончит свое житие, пораженный смертью, будь то на сухом пути, или на море, или в сражении против язычников, отныне да отпускаются ему грехи. Я обещаю это тем, кто пойдет в поход, ибо наделен такой властью Самим Господом”2.
Это был прямой призыв Урбана II к безотлагательному вооруженному паломничеству в Святую Землю. Папа назначил своим легатом епископа Адемара Монтейльского из Пюи и провозгласил его предводителем вооруженного похода.
Но этот поход в Святую землю вплоть до первой половины XIII века назывался не крестовым, а expeditio или peregrinatio, то есть речь шла всего-то лишь о паломничестве, или, иначе говоря, о странствовании пилигримов в Святую землю (iter in terram sanctam). Но уже в самом начале похода епископ Адемар, еще находясь в Клермоне, первым принял крест. Многие паломники, последовав его примеру, разрезали платки на полосы и, сложив те крестом, нашивали их себе на грудь. Всех охватил азарт отмщения сарацинам (“неверным”), а папский призыв “Deus lo vult” (“Этого хочет Бог”) стал девизом крестоносцев. К тому же, всех присутствовавших воодушевили слова Христа, коими их напутствовал папа — “наместник самого Бога на земле”: “И кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее” (Мф. 10, 38-39; ср. Ин. 12, 25).
Летом 1096 года впервые в истории огромные массы крестоносцев и пилигримов устремились на Восток — в Сирию, Палестину и Северную Африку. Но было это отнюдь не организованное войско из благородных рыцарей или ратных воинов, а скопище бедных крестьян и горожан, многие из коих не могли даже приобрести необходимого оружия, но жаждали вернуться из похода не с пустыми руками. А фантастические рассказы об Иерусалиме и несметных богатствах на Востоке совершенно вытеснили страх перед тем, что ожидало паломников там, в далеких, как мираж, краях. “В общей сложности, как полагают, от 50.000 до 70.000 человек, соединенных в 5 или 6 групп, выступили в этот поход. Причем большинство из них преодолели значительную часть пути пешком”3.
Пожалуй, и не думалось византийскому императору, взывавшему о помощи, что вскоре у стен Константинополя увидит он первый отряд посланцев самого Римского папы — оборванных и плохо вооруженных ополченцев-паломников. Разочарованный увиденным, Алексей I, тем не менее, блюдя правила гостеприимства, впустил их в город.
Нет, совсем не того ожидал от папы император Алексей! Ему нужно было хорошо обученное и дисциплинированное наемное войско, и чтобы оплачивалось оно из его императорской казны и повиновалось ему, императору Византии. А тут — убогая и неорганизованная, плохо вооруженная толпа пилигримов с жидкой примесью людей в рыцарских доспехах. Вслед за ними по их пятам шла недобрая о них молва и худая слава: во многих градах и весях Востока — и не только сарацинских, но и христианских — устраивали они грабежи и погромы. Потому-то в свою роскошную столицу Алексей впустил потом лишь предводителей хорошо вооруженных войск крестоносцев под водительством Готфрида Бульонского, герцога Нижней Лотарингии, не желая, чтобы чужестранцы так же грабили и его подданных. Более того, император потребовал, чтобы предводители войска крестоносцев принесли ему клятву верности. Алексей ожидал, что пришельцы помогут вернуть Византийской империи утраченные ею владения, а крестоносцы и думать об этом не хотели: их больше интересовала богатая пожива да злато-серебро. И не случайно некоторые предводители рыцарских дружин уже нацеливались на захват Константинополя, однако не решились на то, что случилось вскоре с Иерусалимом, а затем, 108 лет спустя, во время четвертого крестового похода, и с византийской столицей. Не решилось рыцарство на осаду и штурм Константинополя и, оставив Византию один на один с сарацинами, направилось в Иудею, достигнув в июле 1099 года стен “города мира”.
Иерусалим был хорошо укрепленным городом. Здесь в относительном мире и согласии соседили христиане и иудеи, а верховная власть в городе принадлежала мусульманам. Перед самым штурмом “города мира” мусульмане, опасаясь как бы христиане не предали их своим западным единоверцам, выдворили тех из города.
Взятие Иерусалима дорого обошлось крестоносцам, потому-то и устроили они над горожанами кровавую расправу. “Если не считать египетского коменданта и его ближайшего окружения, спастись не удалось почти никому, будь то мусульманин или иудей, мужчина, женщина или ребенок”4. По свидетельству средневековых хроник, “до колен всадников и до челюстей лошадей росли груды трупов и текла кровь убитых”5. А в мечети Омара, куда укрылись мусульмане, “кровь доходила до колен рыцаря, сидящего на коне”6. Жестокая и бессмысленная резня в Иерусалиме надолго осталась в памяти мусульман и иудеев7.
Вот что о тех страшных днях сообщают средневековые хроники: “Войдя в город, наши пилигримы гнали и убивали сарацин до самого храма Соломонова, скопившись в котором, они дали нам самое жестокое сражение за весь день, так что их кровь текла по всему храму. Наконец, одолев язычников, наши похватали в храме множество мужчин и женщин и убивали, сколько хотели, а сколько хотели, оставляли в живых… Крестоносцы быстро рассеялись по всему городу, хватая золото и серебро, коней и мулов, забирая себе дома, полные всякого добра. После этого, совершенно счастливые, рыдая от радости, наши направились ко гробу Спасителя нашего Иисуса Христа и загладили свою вину перед Ним”8.
2.
К концу XII века среди европейской общественности не оставалось сомнения, что крестовые походы в Палестину потерпели провал: крестоносцам не удалось закрепить за христианами Иерусалима — городом снова овладели сарацины. “После громадных жертв, принесенных в удовлетворение религиозного чувства, после трех больших походов, в которых принимали участие императоры германские, французский и английский короли, Иерусалим все же оставался в руках неверных. Сирия и Палестина и горные ущелья Малой Азии поглотили уже до миллиона крестоносцев. Мусульмане издевались над христианами, и последним уже приходила мысль, что Бог не благословляет дело европейского христианства. Но большинство военных и политических деятелей того времени были того мнения, что неудача крестовых походов лежит в систематическом противодействии европейцам со стороны византийского императора: он, говорили, подстрекает мусульман и устраивает засады крестоносцам, он заключает союзы с неверными и всеми мерами вредит успеху и развитию христианских княжеств на Востоке”9.
Важнейшим этапом в истории противостояния римо-католицизма и Православия явился 4-й крестовый поход (1202-1204). В 1198 году первосвященником Ватикана стал Иннокентий III. Его не могли устраивать постоянно набиравшие остроту отношения между двумя христианскими Церквами. Лавры папы Урбана II, крепко наказавшего крамольный Иерусалим, не давали покоя новому Римскому папе: нужно было во что бы то ни стало примирить латинскую и греческую Церкви, укрепить пошатнувшийся авторитет Ватикана, а заодно и собственные притязания на верховенство во всем христианском мире.
В августе того же года, с целью наказать строптивый Египет, наводненный сарацинами, папа провозгласил новый крестовый поход большой армады французских, немецких и итальянских крестоносцев. Однако его призыв не нашел у европейцев столь же восторженного отклика, как это было при папе Урбане II. Время шло, а феодальные магнаты (в первую очередь — французские) мешкали, ссылаясь на трудности перехода огромного войска через безбрежные просторы Средиземного моря (а мыслилось, что будет занято в походе не менее 33.500 человек). Нужны были денежные средства — да еще какие!
А тем временем над все более дичавшей Европой занимался тревожный XIII век. Некоторым феодальным магнатам на севере Франции удалось наконец-то вступить в переговоры с разбогатевшей на торговле Венецианской республикой: без ее помощи не могло быть и речи об успешности столь трудного похода, да еще с преодолением огромной водной преграды. За предоставление кораблей, судовых команд и обеспечение крестоносцев продовольствием венецианцы затребовали 85.000 марок серебром. Но когда в установленное время (весной 1202 года) войско прибыло в Венецию, численность его оказалась в три раза меньшей (всего 11 000 человек), а денежные средства не насчитывали и половины требуемой суммы.
В этих условиях венецианцы пошли на открытый шантаж. Обнаружив казну пустой, глава Венецианской республики, 90-летний дож Генрих Дандоло, предложил, чтобы крестоносцы прежде всего отвоевали для его республики христианский город Зару (ныне Задар в Далмации), захваченный венграми в 1186 году, да еще к тому же находившийся под покровительством венгерского короля-крестоносца, а уж потом Венеция отблагодарит их за то, что не станет на Далматинском берегу ненавистного Венеции морского порта, вредоносно мешающего ей торговать со странами Средиземноморья и безраздельно господствовать в Адриатике. Ловкую же крапленую карту подбросил крестоносцам хитрый лис Дандоло! Как ни роптали те поначалу, все равно пришлось им согласиться с предложением венецианского дожа: изменив первоначально намечавшееся направление похода, они буквально растерзали Зару, населенную их единоверцами. Римский папа Иннокентий III и тут, как Пилат, лишь умыл руки: за “пролитие братской крови” он отлучил от Церкви разом все крестоносное войско, но на большинство крестоносцев это вообще не произвело никакого впечатления, поскольку папское отлучение, произведенное чохом, не задевало конкретно никого из творцов и участников разбойного дела.
Перезимовав в завоеванной Заре, вновь возвращенной Венеции, по весне 1203 года крестоносцы взяли курс на византийскую столицу Константинополь. И тут не обошлось без коварства венецианцев. Жаждая поживиться за счет несговорчивой соседки Византии и упрочить свое положение торговой державы в восточном Средиземноморье, венецианцы поддержали крестоносцев в этом коварном предприятии.
К тому времени резко упала мощь Византийской империи: некогда простиравшаяся до Кавказа, Северной Африки и юга Италии, она — после арабских завоеваний в VII веке — лишилась огромных территорий, сжавшись до Малой Азии, восточного Средиземноморья и отрогов Балкан. Началась пора медленного и мучительного умирания империи, раздираемой внутридворцовыми распрями и окруженной со всех сторон коварными недругами. И вот теперь у ворот Константинополя — алчная и ненасытная к грабежам орда крестоносцев, посланцев самого папы. Став на якорь перед Константинополем, крестоносцы потребовали от его властей отступных — “за защиту от неверных”.
Когда же выяснилось, что требуемой платы у константинопольцев нет, 12 апреля 1204 года начался штурм города. Коварную роль при этом сыграли проживавшие там венецианцы: в самые трудные часы осады города все они переметнулись на сторону крестоносцев. Ворвавшись в город, крестоносцы показали истинные намерения Папского престола: вместо борьбы с неверными, рыцари подвергли опустошительному разгрому и грабежам столицу ненавистной Риму Византийской империи, исповедовавшей Православие. С благословения понтифика Иннокентия III, отдавшего город на трехдневное разграбление, крестоносцы грабили город и убивали своих братьев-христиан. Эти три дня грабежа (13-15 апреля 1204 года) при зареве пожара превосходят всякое описание. Даже по истечении многих лет, когда все пришло в обычный порядок, греки не могли без ужаса вспоминать о пережитом. Крестоносцы не остановились даже перед глумлением над православными святынями. Врываясь в храмы, крестоносцы, как псы, набрасывались на церковную утварь и украшения, взламывали раки с мощами святых, похищали церковные сосуды, ломали и разрушали драгоценные памятники, жгли рукописи. Многие частные лица составили в это время себе большие богатства, и потомки их в течение целых столетий гордились похищенными в Константинополе драгоценностями. Более того, в Европе до сих пор торгуют благодатными иконами и святыми реликвиями, похищенными тогда, в 1204 году, посланцами Ватикана. Именно в это время была, вероятно, похищена и Плащаница Иисуса Христа; православный мир лишился значительной части бесценных византийских архивов и библиотек, кои оказались на Западе, создав интеллектуальный фонд для Проторенессанса.
Более половины награбленного ушло в Венецию. Туда же была отправлена знаменитая квадрига VI века — бронзовая четверка лошадей, которая по сей день венчает главный портал собора св. Марка…
Пожалуй, очень к месту будет здесь обратиться к оценке кровавых деяний крестоносцев, даваемой правоверным католиком Бернардом Куглером: “Слишком велика была алчность воинов к наслаждениям, которых они были лишены целые месяцы… слишком злобна их ярость против лукавых еретических, с детства ненавистных им греков. Неукротимее всех были люди, которые жили прежде в Константинополе колонистами и всех лучше знали как греческие сокровища, так и греческое коварство. Убийства, пожары и грабеж свирепствовали на улицах… То, чего не пожирал огонь, уничтожалось в бешеной жажде разрушения. Победители второпях хватали золото и серебро, оружие и одежду, но сокровища искусства, которые за полтора тысячелетия накопились в несравненном городе, большею частью падали жертвою страшного огня”10.
Заметьте, ни единого слова осуждения всех этих страшных преступлений!
Но есть и иные свидетельства очевидцев кровавых деяний крестоносцев. Во время осады и взятия Константинополя был там один россиянин из Новгорода, который потом сообщил обо всем увиденном русскому летописцу. В известной Новгородской летописи “подвиг” крестоносцев сведен с пьедестала и представлен как возмутительное злодеяние. Опираясь на нравственные устои Православия, летописец клеймит эту авантюру, кощунственно называемую крестовым походом, как позорное дело: “Крестоносцы возлюбили злато и серебро… и сплели темную интригу, вследствие которой царство греческое погибло жертвой зависти и вражды к нему со стороны Запада”11.
Византийская империя, даровавшая миру Православие, была разделена завоевателями между собой. Так, новоизбранный латинский император Балдуин Фландрский получил четверть империи, а остальные территории были поделены между Венецией и государствами крестоносцев. На территории Греции в результате этого передела возникли франкские княжества, вошедшие в новообразованную Латинскую империю. Что же касается Венеции, то как морская держава она утвердилась в первую очередь на Далматинских и Ионических островах, закрепив свое первенствующее положение в восточном Средиземноморье.
Не осталась обделенной и перекинувшаяся к латинянам византийская знать; по ту сторону Босфора она основала Никейскую и Трапезундскую империю, недостойно заигрывая с Венецией: оставшийся у ромеев Терновый венец Христа они благодарно отдали в залог венецианцам, а те, в свою очередь, передали его французскому королю Людовику IX Святому, который для этого венца повелел соорудить в Париже великолепную готическую церковь Сент-Шапель…
“Падение Царьграда в 1204 году и основание латинских княжеств в областях Византийской империи имели непосредственное отношение к России, так как служили осуществлением заветных планов Римского папы по отношению к православному Востоку. Сохранилось письмо папы Иннокентия III к русскому духовенству, написанное по завоевании Константинополя, в котором ставилось на вид, что подчинение Риму Византийской империи должно сопровождаться обращением в католичество всей России”12.
3.
Одновременно с наступлением на Византию начались крестовые походы с целью захвата славянских земель. В истории Европы мрачной страницей стал поход европейских (главным образом германских) псов-рыцарей против полабско-прибалтийских славян в 1147 году, приуроченный ко 2-му крестовому походу в Палестину, а предлог для экзекуции не угодных Ватикану племен был высоким — обращение в христианство язычников. Инициаторами похода — с благословения самого папы Евгения III — стали саксонские герцоги и католическое духовенство. Под боком у Саксонского герцогства, за рекой Лабой (Эльбой), раскинулись тучные земли поморян — лютичей и бодричей. Не единожды германцам приходилось успокаивать эти племена с помощью меча: воинственные и сильные духом, они не смирялись с иноземным гнетом и не раз с оружием в руках поднимались против своих угнетателей; в 983 и 1002 годах их усилия увенчались успехом: в результате всеобщего восстания славяне обрели свободу. И вот теперь, в 1147 году, войско саксонского герцога Генриха Льва попыталось снова захватить земли бодричей, но дружины бодричского князя Никлота вынудили крестоносцев пойти напопятную и заключить мир. Другое войско, руководимое Альбрехтом Медведем, действовавшее против лютичей, также не добилось успеха. Лишь в 50-60-х гг. XII века германские феодалы, действуя лестью да подкупами, овладели землями лютичей и бодричей13. Наступило успокоение и на душе Римского понтифика.
А потом начались крестовые походы и на европейский северо-восток. Первой жертвой римо-католицизма стало небольшое славянское племя прусов, полностью уничтоженное потом ватиканскими “цивилизаторами”. За прусами был черед поляков, но те оказались сговорчивее прусов и охотно пошли под власть Рима. Именно с тех пор Польша стала для восточных славян самым тревожным соседом и своеобразным коридором для последующих походов католического Запада на Русь: так начал формироваться Drang nach Osten — “натиск на Восток”.
Именно в эту трудную для Руси пору папы Гонорий II и Григорий IX организуют новую блокаду Новгорода, а папский легат Вильгельм направляет немецких рыцарей-меченосцев, — и вкупе с ними рыцарей датских, — на завоевания русских прибалтийских земель. В 1240 году организатором похода к невским берегам выступил шведский епископ Томас. Но русские вои под водительством князя Александра, прозванного потом Невским, наголову разбили шведов. А в 1242 году сокрушительная победа русских в Ледовом побоище на Чудском озере (и снова русские дружины возглавил Александр Невский) надолго отбила охоту у “псов-рыцарей” затевать походы против русских.
Известно, что в это же время на Русь обрушились с востока несметные татаро-монгольские орды. Русь оказалась, что называется, между молотом и наковальней: так что выбирай одно из двух зол — или иди в татарский полон, или покорно подчинись хищному Риму. Действуя по принципу “разделяй и властвуй”, Ватикан затеял двойную игру: с одной стороны, в 1242 году посылает к хану Батыю советником рыцаря Тевтонского Ордена Альфреда фон Штумпенхауза, а с другой — в 1248 году предлагает Александру Невскому королевскую корону, а вместе с нею и надежную помощь в борьбе против татар. Но православный князь решительно отверг все это, ответствовав Римскому папе: “Не в силе Бог, а в правде”.
Кичливый Рим решил сурово наказать несговорчивого русского князя. В тяжелейшее для Руси время татаро-монгольского ига папа Александр IV в 1255 году дает благословение литовскому князю Миндовгу начать вторжение в пределы Земли Новгородской. А потом, в 1268 и 1269 годах, последовали новые вторжения сюда западного рыцарства. Но когда не удалось и это, католики сосредоточили свои коварные деяния на захвате русских земель, оказавшихся в составе Великого княжества Литовского. Литовцам-язычникам было силой навязано католичество. Началось государственное сближение теперь уже окатоличенных Польши и Литвы, завершившееся в ХУ1 веке образованием Речи Посполитой.
Ватикан активно использует излюбленный прием кнута и пряника. В 1347 году шведский король Эриксон Магнус предпринял военный поход на Новгород, пытаясь навязать его жителям латинство. В 1503 году из-за притеснения православных в Литве вспыхнула война между Россией и Литвой. Это — политика кнута. А вот политика пряника: 1518 год — папа Лев Х обещает великому князю Василию Иоанновичу королевский титул в обмен на признание Унии 1439 года, а в 1525 году — папа Клемент VII присылает ему же грамоту с предложением “соединения Церквей”; 1550 год — папа Юлий III выражает готовность признать Ивана IV царем, только согласись тот на подчинение Руси Римской церкви.
А на границах медленно угасавшей Византийской империи уже появились турки, обложившие в 1453 году Константинополь с моря и с суши. Византия влачила жалкое существование; все пришло в запустение, а деморализованные горожане утратили волю к сопротивлению. Сотням тысяч турок, рвавшихся в бой ради добычи и невольников, противостояли несколько тысяч ромеев да еще небольшое количество западных латинских наемников, и среди них варяги, привыкшие отменно драться, и пизанские купцы, люто ненавидевшие своих соперников — коварных венецианцев, и генуэзские наемники во главе с Джованни Джустиниани13а. И разве не чудо, что эта горстка людей в течение 18 дней — с 12 по 29 мая — смогла сдерживать ожесточенные атаки турок! Но силы были слишком неравны…
“Византия не могла быть птицей фениксом, потому что она не приготовила жертвенника, на котором она имела бы возможность согревать охладевающую кровь”14.
Так пала Византия: положил свою жизнь за Отечество император Константин IX. Турки овладели Константинополем, подвергнув его опустошительному разграблению, печальная судьба постигла гордость всего православного мира — храм Святой Софии, это “земное небо”, по выражению историка Францы, “эту новую небесную твердь, эту колесницу херувимов, этот престол славы Божией”. Все, что стекалось сюда за многие века благочестивых приношений, было разграблено или уничтожено. Наравне со Святой Софией, по важности потерь, должна быть поставлена утрата византийских библиотек, откуда похищено 120 тысяч манускриптов, принадлежащих античным и средневековым авторам. В день падения Византии в Софийский храм пожаловал сам султан Магомет II. По его повелению этот храм, важнейшая из святынь Восточной церкви, был превращен в мечеть. Кресты были разбиты или сняты, а стены, до той поры богато украшенные мозаикой и живописью, султан приказал вымыть и замазать, оставив без украшений.
Черное горе беды застило весь православный мир. А вот благочестивые католики в катастрофе, постигшей Византию, увидели перст Божий, наказующий греков за непризнание латинского filioque. Этому событию возрадовался и сам Римский понтифик Николай V: известно, например, что за несколько лет до этого он предсказал падение Византии и был очень доволен, что сбылось его пророчество.
А весь православный люд, — где бы он ни был: на Востоке или на Западе, — горько оплакивал случившееся.
Вот как заканчивает византийский историк Дука свой “Плач о падении Константинополя”: “Какой теперь язык повернется описать или рассказать о случившемся в городе несчастье, о страшном пленении, о жестоком переселении, которое происходило не из Иерусалима в Вавилон или Ассирию, а из Константинополя в Сирию, Египет, Армению, Персию, Аравию, Африку, Италию, а то и в Малую Азию и в остальные епархии. И как?! Муж — в Пафлагонию, жена — в Египет, а дети — поодиночке в другие места. Они меняли свой язык на чужой язык, благочестие на несчастие, Священное Писание на ужасные письмена.
Трепещи, солнце, и ты, земля! Плачь о всеобщей гибели, случившейся с нашим народом по справедливому решению Бога за прегрешения наши! Недостойны мы поднять глаза к небу, и, лишь склонив и опустив лицо вниз к земле, мы можем взывать: “Праведен Ты, Господи, праведен суд Твой. Мы согрешили, мы преступили Закон, и мы наказаны за это больше всех народов. Все, что Ты послал на нас, Ты послал воистину по справедливому решению. Однако мы молчим; пощади нас, Господи!”15
“Такими горестными словами заканчивается тысячелетняя история величайшей православной империи, соединившей античную цивилизацию с христианским обновлением мира и передавшей новому времени драгоценное наследие былых времен и народов для памяти и назидания!.. Россия, ставшая со времени падения Константинополя Третьим Римом, до сих пор продолжает нести бремя ответственности за византийское наследие и за веру православную, переданную нам в чистоте, величии и полноте Византийской Православной Церковью и восточными Отцами Церкви, ставшими и нашими кормчими в мире житейском”16.
4.
Трудной стала она, судьба Византийского Православия: Ватикан все коварнее подтачивал его устои между 1204 и 1453 годами. Но хватило же у предельно ослабленной Византии сил для палеологического возрождения! На излете творческого потенциала она смогла подарить Православию исихазм17. Симеон Новый Богослов, Максим Исповедник, Григорий Палама, Добротолюбие и афонское монашество — они как верстовые столбы в византийской, православной, всемирной истории. “Исихазм в Византии был прощанием империи с миром, в то время как в России он стал духовным деланием, подвигшим Сергия Радонежского на возрождение крепости духа в жертвенном подвиге героев Куликовской битвы”18.
И, скажите, разве не символично, что православная Византия вошла в историю человечества под именем Orient — “страна утра”, а Римская империя с ее жестоким католицизмом как Oxident — “вечерняя страна”: одна — стала носительницей света Христова в сердцах и душах людей, а другая — символом его омрачения.
Однако на исходе сил и при истончении воли к власти Византийская империя в канун захвата Константинополя турками совершила акт апостасии,19 что тяжким грехом легло на светлый лик Византийского Православия и стало “актом отречения от Традиции и предательством исторического целеполагания византийской государственности; в поисках союзников, способных защитить страну и столицу от турецкого ятагана, империя обратилась к Ватикану за помощью, пожертвовав ради призрачного спасения от турок чистотой Православной веры”20.
В этих трудных условиях под давлением Римского престола в 1439 году — после двухлетних дебатов в Ферраре и Флоренции — Православная Церковь, в лице императора Евгения IV и его высоких иерархов, в числе которых был и митрополит Киевский и всея Руси вероотступник Исидор, подписала и провозгласила Унию католицизма и Православия. Было предано Православие, и тем самым был перечеркнут смысл имперской государственной жизни. Флорентийская уния была смертным приговором Византии, и был он приведен в исполнение весной 1453 года, во время нашествия турок на Константинополь.
Но если закончилась история Византийской империи, то не закончилась история Православия. Как показали дальнейшие события, все подписи, учиненные под Унией, ничего не стоили по сравнению с единственной подписью святителя Марка Ефесского; ее отсутствие обрекло Унию на провал21. Ни в Ферраре, ни во Флоренции папская сторона не смогла выдвинуть ему достойного оппонента. Это он, Марк Ефесский, отстоявший Православие в ту опаснейшую для Православной Церкви пору, бросил вызов всесильному Ватикану, осудив Унию как сговор и опасный компромисс: “Никогда, о человек, то, что относится к Церкви, не исправляется через компромиссы: нет ничего среднего между Истиной и ложью”22. Именно он не позволил католицизму исказить устои Православного вероучения и церковного устроения. И уже в 1450 году на Соборе в Константинополе при последнем византийском императоре Константине IX в присутствии трех Восточных патриархов униатские иерархи были низложены, а сам Флорентийский собор был предан анафеме; получил по заслугам и вероотступник митрополит Исидор. За три года до своего падения Византийская империя отвергла постыдную Унию, сохранив верность Православию, и почтила память исповедника и борца за Православную веру — святого Марка, митрополита Ефесского. “Этот больной смертельной болезнью… изможденный иерарх, находившийся в опале у властей мира сего, был духовным вождем Православия и тем гигантом, который представлял Православную Церковь, сильную в немощи, богатую в убожестве и непобедимую в Божественной Истине”23.
Так в жестокой борьбе с католицизмом угасла Византия, но вечно неугасим ее великий дар — Православие. Зародившись в Римской империи (Первом Риме), христианство в лице Православия обрело в Византии (Втором Риме) законченность и чистоту. Таким Византия в свою трудную пору передала Православие России (Третьему Риму), и мы, наследники этого великого дара, должны до Вечности беречь его в первозданной его чистоте. И это особенно важно сделать в пору, когда внутри христианской Церкви экуменические происки Ватикана находят опасный отклик у неустойчивой части православных пастырей и мирян. И как тут, скажите, не напомнить всему православному миру о Флорентийской унии 1439 года и трагедии Константинополя 1453 года!..
Дар нечестивцев из Ватикана — нынешний экуменизм с его аспидным жалом — единой Вселенской Церкви под эгидой Римского папы — должен быть решительно отвергнут Православной Церковью, хранительницей истинной Христовой веры и апостольского Предания.
Папский престол, как об этом недвусмысленно признался представитель Ватикана в России архиепископ Джон Буковски, открыто провозглашает: “Наша конечная цель — полное единение в вере и любви под единоначалием наследника Святого Петра”24.
Все это не может не настораживать. В 1997 году, накануне Архиерейского Собора Русской Православной Церкви, один из старейших иерархов нашей Церкви митрополит Сурожский Антоний так писал в своем послании Патриарху всея Руси Алексию: “Пора нам осознать, что Рим думает только о “поглощении” Православия. Богословские встречи и “сближение” на текстах никуда нас не ведут. Ибо за ними стоит твердая решимость Ватикана поглотить Православную Церковь”25.
Ватикану не удалось сломить твердыню Православия во времена крестовых походов и многочисленных унионистских происков Папского престола, и тем более не сломить его сегодня. Нет, не бывать Четвертому Риму: пока жива Россия — быть Православию!
Примечания
1 Обратим внимание читателей на некоторые капитальные работы, освещающие историю крестовых походов: Добиаш-Рождественская О.А. Эпоха крестовых походов (Запад в крестоносном движении). Пг., 1918; Успенский Ф.И. История крестовых походов. СПб., 2000; Эпоха крестовых походов / Пер. с фр. Под ред. Э. Лависса, А. Рамбо. Смоленск, 2002; Вазольд М. Крестоносцы / Пер. с нем. С.Л. Фридлянд. М., 1994; Куглер Б. История крестовых походов / Пер. с нем.: Вступ. cт. В.С. Савчук. Ростов-на-Дону, 1996; Перну Р. Крестоносцы / Пер. с фр. А.Ю. Карачинского, Ю.П. Малинина. СПб., 2001; История средних веков: Крестовые походы / Сост. М.И. Стасюлевич. 3-е изд., испр.и доп. СПб., 2001; Bellomo E. ”Galeas… armatas strenue in Syriam direxerunt”: la prima crociata e il regno Gerosolimitamo del XII secolo nella cronachistica genovese sino al Duecento // Mediterraneo medievale: Cristiani, musulmani ed eretici tra Europa e Oltremare (secoli IX—XIII). Milano, 2001. P. 103-130;
Большая библиография о крестовых походах содержится в книгах: Куглер Б. История крестовых походов, C. 25-28; Брокгауз Ф.А. и Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. Т.
2 Текст цитируется в переводе М.А. Заборова. См.: Заборов М.А. История крестовых походов в документах и материалах. М., 1977. С. 48-49.
4 Там же. С. 20.
5 Куглер Б. История крестовых походов / Пер. с нем. Ростов-на-Дону, 1996. С. 89.
6 Эпоха крестовых походов / Пер. с фр. Под ред. Э. Лависса, А. Рамбо. Смоленск, 2002. С. 291.
7 Malkiel D. Vestiges of conflict in the Hebrew crusade chronicles // J. of Jew. Studies. Oxford, 2001. Vol. 52. No 2. P. 323-340. В небольшой по объему работе — на основании показаний средневековых европейских хроник — выразительно и убедительно показана трагедия и гибель евреев во время 1-го крестового похода 1096-1099 гг.
8 Вазольд М. Крестоносцы. С. 20.
9 Успенский Ф.И. История крестовых походов. СПб., 2000. С. 194.
10 Куглер Б. История крестовых походов. С. 337.
Уместно привести здесь и сравнить два разных свидетельства: с одной стороны, византийского историка ХII — XIII вв. Никиты Хониата и, с другой, — письмо его современника, Римского папы Иннокентия.
Так, византиец Никита, современник и очевидец разграбления Константинополя крестоносцами, с болью и скорбью описывает алчные неистовства латинян: “Вот разметаны по нечистым местам останки мучеников. …Расхищая драгоценные сосуды, латиняне одни из них разбивали, пряча за пазуху бывшие на них украшения, а другие обращали для обыкновенного употребления за… своим столом… Драгоценный престол Софийского храма крестоносцы изрубили на части и разделили между собой...” И что особенно печально, в разграблении и грабежах участвовали не одни вояки-крестоносцы, но и духовные лица. И вот в то время, когда воинство расхищало золотые и серебряные драгоценности, латинские монахи и аббаты хищнически устремились на драгоценные сокровища святынь, не пренебрегая ничем для достижения своей цели. “Латинские солдаты, — сообщает далее Никита Хониат, — не давали пощады никому и ничему… Жены и монахини рассматривались грубыми завоевателями как естественная добыча для их чувственности” (Никита Хониат. История. Глава 2: О событиях по завоевании Константинополя).
А теперь — о свидетельстве римо-католического иерарха. Вот что писал Иннокентий III на Восток кардиналу Петру, направляя речь против крестоносцев, забывших свои христианские обеты: “Вы дали обеты употребить старания для освобождения Святой Земли из рук неверных, а вместо того безрассудно уклонились от чистоты нашего обета. Вы подняли оружие не против неверных, но против христиан, возжелали не возвращения Святой Земли, но обладания Константинополем, предпочитая земные богатства небесным благам. А хуже всего то, что некоторые из вас не пощадили ни религии, ни возраста, ни пола, но, совершая в глазах всех блудодеяния и прелюбодеяния, предавали насилию не только простых жен, но и дев, посвятивших себя Богу. Недостаточно вам было императорских сокровищ и имущества людей знатных и простых, вы простерли свои руки на богатства церковные и, что всего преступнее, — на предметы священные, ибо вы похищали священные одежды и уносили иконы, кресты и мощи, так что Греческая церковь при всех своих страданиях не пожелает возвратиться к апостольскому престолу и, видя в латинянах пагубные примеры и дела тьмы, по справедливости возненавидит их более псов” (Innocentii epistola Petro. Patrologia Latina / Ed. J. P. Migne. Paris, 1844-1864. T. 215. P. 700-701).
Как видим, Иннокентий в описании разграбления Константинополя латинянами почти буквально повторяет свидетельство Никиты Хониата о том же событии и тем подтверждает, вне всякого сомнения, рассказ греческого историка.
Однако, на самом деле, римский иерарх просто лицемерил. Как свидетельствуют историки, “лишь только совершился факт завоевания Константинополя латинянами, как начался ряд мер, направленных к стеснению и подавлению православной веры в Церкви; и это продолжалось во все более чем пятидесятилетнее правление латинских императоров в Константинополе. Оказалось, что сам папа Иннокентий лишь исполнял пустую формальность, когда порицал крестоносцев за взятие Византии; в душе же он был рад такому событию и восхищался возможностью важных религиозных последствий” (Лебедев А.П. Исторические очерки состояния Византийско-восточной Церкви от конца XI — до середины XII века. От начала крестовых походов и до падения Константинополя в
Свое запрятанное лицемерие Иннокентий открыто выразил в письме на имя епископов и аббатов, бывших в среде крестоносцев в Константинополе: “В Писании сказано, Бог пременяет времена и поставляет царства; в наше время, к нашей радости, это, видимо, исполняется на царстве Греческом. Бог передал Византийскую империю от гордых — смиренным, от неповинующихся — послушным, от отдалившихся — верным сынам Церкви, то есть от греков — латинянам”. (Innocentii epistola episcopis, abbatibus in exerditu cruce signatorum apud Constantinopolim existentibus. Migne. PL. T. 215. P. 456).
В другом письме на Восток папа выражает надежду, что с завоеванием Константинополя обратятся к римской вере не только византийцы, но и Иерусалим с Александрийской церковью (Innocentii epistola… P. 514). С этой целью Иннокентий делает распоряжения, которые грозили опасностью как вере, так и Церкви Греческой. Еще в том же году, когда крестоносцы заняли Константинополь, папа предписывал поставить в Константинополе священников и клириков для исполнения латинского богослужения; при этом папа внушительно замечал, что было бы достойно порицания оставаться без богослужения по римскому обряду там, где, быть может, латинскому народу навсегда суждено оставаться властителем (Innocentii epistola… P. 471).
11 Первая Новгородская летопись старшего извода (XIII век). Современное издание: Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 1975. Т. 5. С. 72.
12 Успенский Ф.И. История крестовых походов. С. 176.
13 Грацианский Н. Крестовый поход 1147 года против славян и его результаты // Вопросы истории. 1946. № 2-3.
13а Памятники литературы Древней Руси: вторая половина XV в. М., 1982. С. 604-605.
14 Лебедев А.П. Исторические очерки состояния Византийско-восточной Церкви от конца XI — до середины XII века. От начала крестовых походов и до падения Константинополя в
15 Дука. Плач о падении Константинополя // Памятники византийской литературы IX — XIV веков. М., 1969.
16 Володин Э. Византийский Дар // День литературы. 2001. № 4. С. 3.
17 “Исихазм (hesychia — покой, молчание, безмолвие, отрешенность) — мистическое подвижническое течение в православном монашестве. И. — подвиг, связанный с отшельничеством и безмолвием. В раннюю визант. эпоху И. означал вообще отшельничество. В позднюю в.э. исихастами назывались монахи, посвятившие себя абсолютной тиши, священному покою, внутреннему духовному сосредоточению, непрестанной “умной” молитве, “внутреннему деланию”. Этого рода подвиги приводили в особое состояние, связанное с неизъяснимым блаженством, зрением небесного света, несотворенного, подобного свету, озарившему Спасителя на Фаворской горе. Такой тип исихастов сформировался к XIV в. Обычно родоначальником исихазма считается Симеон Новый Богослов (XI в.), он первый ясно развил учение о Богосозерцании. Но начало И. следует отнести ко времени возникновения монашества (III — IV вв.)” (Концевич И.М. Святая Русь. Энциклопедический словарь русской цивилизации. М., 2000. С. 344-345).
18 Володин Э. Указ. соч.
19 “Апостасия (греч. — apostasia) — отпадение, измена, отступничество, утрата христианином веры, отрицание религиозных догматов, связанное с отпадением от Церкви и иногда сопровождаемое переходом в другое вероисповедание или к атеистическим воззрениям. Начиная со свт. Киприана Карфaгенского (Ep. LVII 3.1) термин “отступники” стал применяться к христианам, отпавшим от своей веры в ходе гонений. Один из главных примеров А. в хр-ве — имп. Юлиан (361-363), прозванный Отступником. В западной традиции термином А. стал обозначаться также и отказ от веры как таковой (apostasia a religione) и сложение с себя духовного или монашеского сана (apostasia ab ordine)” (Православная энциклопедия. Т.
20 Володин Э. Указ. соч. С. 3.
21 Когда папские кардиналы с торжеством показали папе Евгению IV акт Унии, подписанной греками, тот спросил, подписал ли ее Марк Ефесский, и, не найдя его подписи, сказал: “Итак, мы ничего не сделали!” (Амвросий, архимандрит. Святой Марк Ефесский и Флорентийская Уния. Типография преп. Иова Почаевского. Holy Trinity Monastery, Jordanville.
22 Там же. С. 340.
23 Там же. С. 39.
24 Аргументы и факты. 1996. № 39.
25 Послание митрополита Сурожского Антония // Радонеж. 1997. № 7.